Борис Николаевич Верещагин

Воспоминания. Часть 1.

У меня накопился значительный стаж дипломатической работы - свыше 50 лет, с августа 1946 года в МИД СССР, а затем в МИД России со времени ликвидации МИД СССР. Перед этим в 1943-1946 году я был слушателем Высшей Дипломатической школы Народного Комиссариата Иностранных дел СССР (после 1945 г. Министерства Иностранных дел СССР). Впоследствии ВДШ стала называться Дипломатической академией. Можно подумать, что я родился, чтобы стать дипломатом. Однако это было не так. Можно даже сказать, что до 1943 года я не думал о дипломатической работе и в каком-то смысле попал на эту работу случайно. Тем более не думал, что мне придется всю жизнь работать в области наших отношений с Китаем.

В школе я учился довольно успешно, в 1936 году закончил ее, получив тогдашнюю новинку - аттестат с золотой каемкой, выдававшийся тем, кто имел отметку “отлично” по всем предметам. Почти все годы учебы я занимался общественной работой, посвящая ей много времени. Упоминаю об этом потому, что это впоследствии сыграло какую-то роль в том, что я “попал в дипломаты”, позднее скажу, какую именно.

В старших классах я был председателем старостата школы, так тогда назывался орган ученического самоуправления в 8-10 классах. В 5-7 классах такой орган назывался ученическим комитетом, сокращенно учком. Не знаю, как сейчас обстоит дело с ученическим самоуправлением в школе, а в то время это был довольно авторитетный орган, который мог самостоятельно или с присутствием педагогов обсуждать разные вопросы школьной жизни, а в отдельных случаях поведение и проступки учеников.

В старших классах часть школьников вступала в комсомол. Кстати, это было почетным и не самым легким делом. Существовал кандидатский стаж, который назначался в частности в зависимости от социального происхождения. Например, я, как сын служащего, был принят в кандидаты комсомола в 1934 году, а через год в 1935 году меня перевели в члены комсомола и вскоре избрали заместителем секретаря комсомольской организации школы.

Что еще вспоминается из школьных лет? Чем, в частности, выделялась наша школа, школа №8 имени Ленина, находившаяся на центральной Советской площади рядом с Нижегородским кремлем? Здесь была очень серьезно поставлена внешкольная работа, прежде всего художественная самодеятельность. Этому придавала большое значение директор школы Анастасия Максимовна Шатрова, являвшаяся также преподавателем истории. Однако душой и непосредственным руководителем этой работы был преподававший в старших классах русский язык и литературу Николай Николаевич Хрулев. До начала работы в школе он получил театральное образование, был профессиональным режиссером. Конечно, во многих школах того времени существовали те или иные драмкружки, однако у нас эта работа носила особый характер. За год силами учащихся разных классов готовились 3-4 представления, причем, как правило, не использовались написанные пьесы. Все, начиная с драматургии и декораций и, конечно, до игры артистов, создавалось своими силами. Начать с того, что в актовом зале школы больше половины его площади превращалось в сцену, а зрители довольно тесно размещались у трех стен. Запомнились такие спектакли, как “Детство Горького”, “Мертвые души”, а также “Суд над Шерлоком Холмсом”. Последний спектакль был довольно интересным постановочно, инсценировалось убийство на арене цирка. При этом цирк был устроен по-настоящему, с ареной и оркестром на хорах, с правдоподобными цирковыми номерами. Назначение спектакля - высмеивание широко распространенных “дореволюционных” выпусков издательства “Развлечение” бульварного типа, использовавших и искажавших популярный образ Шерлока Холмса, созданный А.Конан-Дойлем. Сцены из “Детства Горького”, тексты которых мы под руководством Н.Н.Хрулева писали сами, были затем сыграны нами на городской Олимпиаде школьников, проводившейся под лозунгом “Искусство детям трудящихся” в помещении Канавинского дворца культуры, построенного в годы первой пятилетки. Конечно, в школе, насчитывавшей несколько сот учащихся, нашлись действительно талантливые исполнители, игра которых была на уровне настоящих актеров. До сих пор вспоминаются образы Плюшкина, Ноздрева, дедушки Каширина и многие другие. Думаю, что для большинства из нас вся эта работа дала интересную зарядку и сыграла немалую воспитательную роль.

Еще об одном периоде школьной жизни. Не знаю, по чьей инициативе, но когда мы учились в 9-м классе, учащиеся двух параллельных девятых классов поступили в кружок при добровольном обществе “Освод” и образовали, как нас наименовали, “флотский полуэкипаж”. Всю зиму в 1934-1935 года мы изучали всякие морские премудрости - узлы, паруса, штурвал и т.п. Летом же было намечено совершить поход по Волге по маршруту Горький-Астрахань на настоящем крупном моторном баркасе (длина 21 метр). Такой поход мы действительно совершили летом 1935 года. Все это было для нас, юнцов, очень увлекательно и, думаю, многим запомнилось на всю жизнь. Это способствовало также развития у школьного актива широкой инициативы. Мы сумели получить для похода баркас, а также соответствующих инструкторов-водников. Двое из нас целый месяц жили в затоне города Василево (родина В.П.Чкалова) и “наблюдали” за ремонтом баркаса. Так или иначе, а смогли организовать и провести этот поход, в котором участвовало 38 школьников. Очень нравилась нам летняя морская форма с тельняшками и форменками с известным морским воротником, который называли по-морскому “гюйсом”.

Характерно, что когда касалось таких дел, как организация походов и другие общественные мероприятия и затеи, мы действовали смело, не стесняясь обращаться в разные высокие инстанции. И это в то время приносило успешные результаты. Например, зимой 1934-35 года мы были приняты первым секретарем Горьковского обкома ВКП(б) Э.К.Прамнеком. На этом приеме были и ученики других школ города Горького. Я помню, как один из моих товарищей по классу рассказал Прамнеку о нашей работе по линии “Освода” и о планах похода. Прамнек выслушал нашу информацию, одобрил наши намерения, обещал поддержку. Конечно, нас поддержал Обком комсомола, его тогдашний первый секретарь К.Белобородов, которого мы называли “Костя”. Нам посоветовали обратиться с просьбой о выделении для похода судна к народному комиссару речного флота Н.Пахомову (который до этого был председателем Горьковского Облисполкома), воспользовавшись его прибытием из Москвы в Горький на совещание речников. В перерыве совещания наш полуэкипаж выстроился в коридоре облисполкома. Когда нарком вышел на перерыв, мы ему “отрапортовали” и обратились с просьбой помочь нам получить баркас для похода. Пахомов пообещал сделать, что будет можно,и обещание свое выполнил.

В общем, хорошее было время... Тогда мы, естественно, и думать не могли, что через 3 года, в 1937 - 38 годах и Прамнек, и Белобородов, и Пахомов будут объявлены “врагами народа” и репрессированы, а впоследствии реабилитированы посмертно. Прамнек и Пахомов были реабилитированы после ареста Ежова, а К.Белобородов, который в 1938 году стал одним из секретарей ВЛКСМ, был осужден вместе с генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ А.В.Косаревым и другими руководителями комосмола уже при Берии и был реабилитирован лишь в период разоблачения культа личности И.В.Сталина. О реабилитации в 1938 году некоторых репрессированных, например, Э.К.Прамнека и Н.И.Пахомова мы узнавали не из официальных сообщений, а из частных разговоров, источники которых оставались неясными. Впрочем, и о самих арестах большинства репрессированных, как правило, официально в печати не сообщалось. Что касается репрессий комсомольских руководителей, которые были осуществлены уже при новом наркоме внутренних дел - Берии, то в этой связи комсомольским активистам в райкомах ВЛКСМ была сообщена письменная информация о пленуме ЦК ВЛКСМ, на котором присутствовали И.В.Сталин и другие члены Политбюро ЦК ВКП(б) и на котором подверглись резкой и беспощадной критике А.В.Косырев и все руководство ЦК ВЛКСМ за неактивность в борьбе против “врагов народа” в комсомоле. О дальнейшей судьбе А.В.Косырева и других стало известно через много лет, после смерти И.В.Сталина и осуждения Берия. Но эти события происходили, когда мы уже закончили школу и большинство из нас училось в вузах.

На настроениях старшеклассников сказывались вести из тогдашней Германии, где в начале 1933 года пришли к власти нацисты. Ужасающие известия о массовых репрессиях гитлеровцев в отношении коммунистов, комсомольцев и лиц им сочувствующих, о массовых избиениях, убийствах, о провокации с поджогом рейхстага и других злодеяниях фашистов. Сообщения о геройском бесстрашном отпоре, который деятель Коминтерна Георгий Димитров оказал фашистским палачам на Лейпцигском процессе о поджоге рейхстага - все это внушало тревогу, сочувствие к германским коммунистам и антифашистам. Мы имели обширную информацию о злодеяниях фашистов, вызывавших у нас отвращение и ненависть. Особую тревогу вызывали агрессивные действия фашистов в отношении соседних европейских стран, начавшиеся с захвата Австрии. Многое я узнавал из журнала “Арбайтер Иллюстрирте Цейтунг” (“А.И.Цэт”), который после прихода фашистов к власти в Германии продолжал издаваться в Праге. Читал также произведения немецких писателей и поэтов - Л.Фейхтвангера, Вилли Бределя, Эриха Вейнерта, Иоганнеса Р. Бехера.

Вызывала тревогу и беспокойство также политика правящих кругов капиталистических государств Европы и Америки, которые нередко потворствовали Германии и итальянским фашистам, они вели себя так, что у нас возникала мысль об их желании направить агрессию на Восток, против СССР.

В целом надо сказать, что слова “капиталистическое окружение” не были для нашего народа, в том числе и для школьной молодежи того времени, абстрактной теоретической формулой, они давили на настроение, вызывали тревогу, заставляли постоянно думать о необходимости заботы об обороне страны. Многие из моих одноклассников выбрали военные профессии. Для меня эта дорога была закрыта в связи с большой близорукостью, в результате чего я был признан негодным к военной службе. Скажу откровенно, это всегда, особенно в годы войны, порождало у меня чувство какой-то неполноценности, неудобства. Но, как говорится, так уж сложилось в моей жизни. Во время войны я неоднократно переосвидетельствовался и неизменно меня браковали по зрению.

Такова была в наше время школьная жизнь, настроения моих товарищей.

Но, говоря о школьных годах, необходимо, конечно сказать об их главном содержании - об учебе. В этом отношении наше время также имело весьма важные черты и особенности. Оно было характерно серьезными положительными изменениями в школе, как в области содержания, так и методов воспитания и обучения. Мы застали период так называемых бригадно-лабораторных методов обучения, когда за бригаду из 5-6 человек отвечал урок один из ее членов, а остальные при сем присутствовали. Вместо гражданской истории преподавали так называемое обществоведение, содержанием которого служили лишь некоторые избранные исторические события, что, естествеенно, не могло создать у учащихся более или менее полного и правильного представления об историческом процессе. В школе проводились различные педагогические эксперименты, применялись т.н. “журналы-учебники”.

И вот в начале тридцатых годов была начата серьезная школьная реформа, были уточнены школьные программы, довольно быстро были введены стабильные школьные учебники. По математике появилась алгебра и геометрия Киселева, которая была создана на основе одноименных учебников дореволюционной школы. За короткое время были созданы стабильные учебники по русскому языку, литературе, истории, физике, биологии и другим предметам. Было заявлено, что учитель является в школе центральной фигурой, введена четкая пятибалльная система оценок знаний, а также система проверочных испытаний и экзаменов.

Все это за несколько лет изменило ситуацию в школьном образовании. Вузы дали школе хорошо подготовленных преподавателей. Начиная с 1932 года в семилетней школе началось постепенное восстановление и расширение сети 8-10 классов, основной задачей которых становилась подготовка учащихся для продолжения учебы в вузах. Это, разумеется, происходило и в нашей школе. В 1933 году я поступил во вновь открывшийся 8-й класс.

В старших классах школы (а в 33 году было создано два восьмых класса, в которые были приняты наиболее успевающие ученики из пяти седьмых классов) сложилась атмосфера упорной учебы, чему способствовало высокое качество обучения, а также систематический контроль за учебой и повышение требовательности к учащимся. Я не могу здесь не рассказать о людях, которые нас воспитывали и обучали, о некоторых из учителей и преподавателей, образы которых сохранились в памяти и сознании.

Обо всех, конечно, не расскажешь. Из начальной школы запомнилась учительница, у которой я обучался в первых трех классах. Меланья Николаевна, пожилая женщина лет пятидесяти, всю жизнь проработавшая в начальной школе, весьма образованная и очень строгая. Зря не похвалит, а вот недостатки своих учеников видела насквозь. Скажу о себе, я читал с 4 лет и был довольно развитым для своего возраста, например, в третьем классе научился от старших ребят, пятиклассников и шестиклассников, извлекать квадратные корни из многозначных чисел. Не лишен был известной разговорчивости, желанья удивить собеседников. Хоть я и неплохо успевал, но Меланья Николаевна меня не хвалила, а как-то в беседе с моей матерью назвала меня “резонером”. Все это, конечно, помогало бороться со склонностями к зазнайству и самомнению. Через много лет, уже когда я находился на дипломатической работе в Китае, судьба столкнула меня с доктором медицины, профессором Туманским и его женой, которая, как выяснилось, также была в детстве ученицей Меланьи Николаевны, и мы вспоминали ее с большим уважением.

Мне особенно хочется рассказать о преподавателях старших классов. С 8-го класса у нас появился новый преподаватель физики, а затем и математики Юрий Николаевич Коротких - выпускник физико-математического факультета Горьковского педагогического института. Это был человек глубоких знаний, а главное, прекрасный методист, влюбленный в свое дело. О результатах его работы говорит убедительно, например, тот факт, что из 22 человек, закончивших вместе со мной девятый класс, 7 человек поступили на физмат Горьковского Государственного университета и еще 8 человек стали студентами Горьковсого политехнического института, а впоследствии инженерами (еще 4 человека стали курсантами Высших военных училищ и Академий).

В старших классах под руководством Ю.И.Коротких, а также молодого преподавателя физики А.И.Бархатова работали математический и физический кружки. Именно в таком кружке мы занимались элементами высшей математики, которые тогда не входили в программу старших классов средней школы. Но этим дело не ограничивалось. От Юрия Николаевича я впервые услышал о философских понятиях на примерах естествознания. Он порекомендовал прочесть главы “Антидюринга” и “Диалектики природы” Ф.Энгельса, которые произвели на меня, школьника, очень большое впечатление, вызвали глубокий интерес к естественным наукам.

Выше я уже вспоминал о нашем преподавателе русского языка и литературы Николае Николаевиче Хрулеве, который использовал свои уроки для приучения нас к дискуссиям по литературным вопросам. Другой преподаватель русского языка и литературы, еще в дореволюционные годы известный учитель Нижегородской гимназии Колокольцев, глубоко знакомил нас особенно с русской классикой. Кстати говоря, в городе был широко известен сын Колокольцева, очень опытный и смелый хирург, занимавшийся водно-моторным спортом. Между прочим, он был другом известного всей стране и всему миру летчика В.П.Чкалова. который, бывая в Горьком, навещал Колокольцева на его квартире. Это привлекало молодежь нашего квартала - ждали, когда Чкалов с Колокольцевым выйдут на улицу, чтобы посмотреть на великого летчика.

Я и мои школьные друзья более или менее регулярно бывали в театрах города — драматическом, которым руководил известный режиссер Собольщиков-Самарин, а также открывшимся в годы первой пятилетки оперном театре и в филармонии, где одно время выступал впоследствии очень известный в стране конферансье Гаркави. Для нас, провинциальных школьников, огромным и незабываемым событием явился приезд в Горький в 1936 году труппы МХАТа. Школа дала нам возможность побывать на нескольких спектаклях этого замечательного театра, увидеть игру великих актеров Качалова, Москвина, Тарханова, Леонидова, Хмелева, Книппер-Чеховой, Тарасовой, Ликсо и других.

Вспоминается наряду со школой и то значение, которое в воспитании детей и молодежи в то время имела работа на общественных началах некоторых активистов- родителей по месту жительства детей. Центрами такой работы в то время являлись большей частью уличные и домовые комитеты, самостоятельные общественные организации, игравшие немалую положительную роль. К сожалению, в последующем деятельность этих организаций постепенно пошла на убыль, а потом и вообще была предана забвению. А напрасно!

В связи с этим хотелось бы вспомнить подробнее нашу дворовую жизнь в то время. В двадцатые годы в Нижнем Новгороде довольно широкое развитие получила жилищная кооперация. В 1925 году было создано на добровольных началах группой граждан жилищно-строительное кооперативное товарищество, названное “Объединением”. За один год было построено десять четырехквартирных двухэтажных деревянных домов, по тем временам весьма удобных (электрическое освещение, водопровод, канализация, ванны, балконы). В центре квартала этих домов был посажен парк, устроены спортивные площадки. Построенное в середине квартала одноэтажное деревянное административное здание было превращено в небольшой клуб.

Вокруг этого и строилась разнообразная работа с детьми и молодежью. На площадках играли в волейбол и другие игры, действовали спортивные кружки, группы самодеятельности и т.д. Все это играло большую воспитательную роль. В двадцатые годы был недостаток детской приключенческой литературы и в то же время была большая охота юношества к чтению такой литературы. Зачастую книгу какого-нибудь интересного писателя, которую сейчас можно встретить в продаже очень часто, а тогда она была большой редкостью, в то время доставали на день, разбирали ее на части и за день прочитывали несколько десятков человек, а потом ее опять сшивали и возвращали. Некоторые мои товарищи по двору вели дневники, в которых записывали автора, название книги, количество страниц. Это было своего рода соревнование. Я помню, у меня было несколько таких тетрадей, в которых были записаны названия нескольких сотен книг, в частности, Жюля Верна, Майн Рида, Густава Эмара, Луи Буссенара, Луи Жаколио, Конан Дойля, Дюма. Мы рассказывали друг другу содержание прочитанного. По-моему, это было небесполезно для развития памяти. В общем, поскольку в то время даже радио только начинало появляться, а о телевидении только рассказы ходили, то роль чтения в воспитании детей и молодежи была очень велика.


[Предисловие] [Часть 1] [Часть 2] [Часть 3]
© Б. Н. Верещагин (наследники), 2008 г.
Перепечатка и воспроизведение без письменного разрешения правообладателей запрещены