Когда враги врываются в здание, в нем часто случается пожар. Почему-то каждый раз гореть начинает бухгалтерия и касса. Дальше все зависит от типа здания и расторопности пожарных. В октябре 1993 года пожарные были расторопны, и здание мэрии на Новом Арбате практически не пострадало. Вот только кабинет мой с личным архивом находился дверь в дверь с кабинетом главного бухгалтера…
Когда Александр Ильич предложил (строго настоял) мне записать воспоминания о событиях 15-тилетней давности, я сразу согласился. Тотчас стал выстраивать последовательность событий, восстанавливать в памяти картинки прошлого, лица и фамилии участников, и вдруг с удивлением обнаружил, что почти ничего не помню. Даже очень хочу вспомнить и не помню. Даже стыдно стало — такое яркое событие в жизни страны, да что страны — всего мира, и уж точно — в моей жизни, а все равно полный туман и отрывочные картинки. В общем, стал искать остатки архива. И вот сижу, перебираю пахнущие «преисподней» (т.е. антипиреном) закопченные и хрупкие бумаги с напечатанными на машинке распоряжениями, инструкциями, актами и расписками, телефонные справочники, газетные вырезки и все отчетливей понимаю: что-то очень важное в моей жизни осталось там — в далеком августе 91-го. Какое-то, как теперь говорят, «окно возможностей» закрыли мы в 93-м, заклеили в 96-м и наглухо законопатили в 2000-2005-м. и не хочет с этим мириться сознание, и поэтому память так неподатлива воспоминаниям.
19 августа я проснулся в 6:30 от телефонного звонка. Ирин голос: «В стране — переворот, в городе — танки, скорей…»
Старшенькая спит. Тревожный взгляд жены. Если к обеду почувствуешь опасность — прячься на даче у моих родителей. В телевизоре — сплошное «Лебединое озеро» и обращение ГКЧП.
Быстренько собрался, поцеловал родных, вышел из дома. Следующий раз я появлюсь там только через 5 дней.
В метро люди избегают смотреть в глаза (ну прямо как сейчас) и необычно мало читающих газеты. Интересно — что они будут делать сегодня, завтра, что будет со мной, с моими близкими? Какой будет страна? Что станет с молодой российской властью? Муторный час безответных вопросов, мысленного прокручивания самых немыслимых вариантов развития событий и наконец от Пушкинской вхожу в здание Моссовета (это сейчас оно — здание Мэрии) на Тверской, 13.
Дальше как в калейдоскопе.
Аппарат старательно делает вид, что ничего не произошло. Экстренное заседание правительства Москвы. Доставили обращение Ельцина, Хасбулатова, Силаева. Слава Богу, президент — в порядке. Срочно размножаем это обращение, еще какие-то листовки и раздаем активистам Дем.России для распространения в городе.
В комиссиях Моссовета и в помещениях департамента мэра на 2-м этаже перманентная демократическая тусовка. В комнате помощников — диспетчерская ДР. Володя Макагонов просит дать побольше печатных материалов — «у меня машина». В кабинете Гоши Васильева и в приемной мэра факсы непрерывно принимают сообщения из городов и весей об обстановке. Сообщение — арестован Володя Комчатов. Кто еще арестован, что с ними будет?
Бронетранспортеры на Тверской — вокруг митинг. Ира в длинной белой юбке на лобовой броне. Заграждение из бронетехники на Манежной. Беззащитные отчаянные молодые люди с мегафоном что-то пытаются доказать хмурым испуганным солдатам в оцеплении. Усталый задерганный старший лейтенант командир танкового взвода сидит на башне и вяло отбивается от словесных атак женщин на Герцена возле узла связи Метрополитена. «Стрелять будешь?» «Не буду». Танк стоит на пешеходном тротуаре, и люди обходят его, спеша по своим делам. Пахнет железом, соляркой, смертью. Мужчина лет 50-ти дарит танкистам сумку с батонами белого хлеба.
Юрий Михайлович в своем кабинете. Жарко. Сидит в майке. «Путч — это сложнейшая хозяйственная операция, а мы их солдат кормим…»
На рассвете с Васей Шахновским едем по Ленинградке через Строгино, Крылатское, Фили. Моросит дождь, город спит. У мостов — танки. Молоденькие танкисты без сигарет, без сухих пайков, без связи с командиром. «Стрелять будете?» — «Не знаем.»
Утро в Моссовете. В штабе ДР непрерывно звонят телефоны: колонна танков на Варшавке… колонна танков на Кутузовском… на Кутузовском танков нет… А у Белого дома уже десятки тысяч людей, баррикады, Ельцин на броне… Там сейчас бьется сердце России.
На Тверской у Моссовета останавливается колонна грузовиков. Короткая команда и из грузовиков «разматывается» цепочка совершенно одинаковых, невысоких, солдатиков в бронежилетах с автоматами, ручными пулеметами и гранатометами. Фасад Моссовета на Тверскую и Станкевича оцеплен. В здании суматоха на грани паники. Тиражи листовок, запас бумаги, ксерокс департамента выносим во двор и грузим в РАФик. Готовим подпольную типографию. Еще неделю этот ксерокс будет жить в квартире Вадима Громова на Петровке.
Плотный коренастый офицер в камуфляже командует парадом на Станкевича. Почему-то называю его «товарищ подполковник». Что Вы тут делаете? «Я не подполковник. Я командующий ВДВ генерал-лейтенант Грачев. Прибыл обеспечить охрану Моссовета от …???» Пойдемте к Юрию Михайловичу — доложим. Свой доклад Лужкову Грачев повторяет дважды. Наконец Юрий Михайлович, поняв в чем дело, от охраны Моссовета отказывается. Спускаемся вниз. Короткая команда и цепочка солдатиков «сматывается» в клубки своих грузовиков. Пронесло.
Ночь. У Белого дома нужны автобусы для отдыха защитников. С сотрудником департамента транспорта едем к Белому дому. На Калининском — народное гуляние. От Садового спускаемся по Калининскому пешком. Море людей. Тревожных, смелых, хмельных, счастливых своим единством и бесстрашием. Слушают «Эхо Москвы» по транзисторным приемникам. Ругают ГКЧП. Рассказывают друг другу о себе, о жизни… Как солдаты перед боем — только без оружия. Подхожу к фасаду. Встречаю Веру Кригер, Льва Пономарева. Усталые, голодные, замерзшие. Захожу в вестибюль здания. Здесь все иначе, чем снаружи. Все с автоматами, все озабоченные, деловые, спешащие куда-то. Снова выхожу на улицу. В сознании мелькает — те, кто внутри — прикрываются теми, кто снаружи, никогда не пустят людей с улицы внутрь. У Горбатого моста баррикады, запах бетона, мокрого железа, бензина, запах смерти.
Моссовет. Вечер. По всему сегодня будет штурм Белого дома и видимо Моссовета. Своих сотрудников отпускаю пораньше. Уходят, им неловко. Мне неловко, что им неловко. Объясняю: «Вы — женщины, у вас — дети, зачем вам в чужом пиру похмелье»
Время — к полуночи. Гавриил Харитонович поехал в Белый дом. В Моссовете пусто. В штабе ДР пусто — все у Белого дома. Милиционеры охраны облачились в бронежилеты и вооружились автоматами. Что-то сейчас будет. Спрашиваю милиционеров: «Если будут штурмовать, что делать собираетесь?» — «Будем защищать здание». Прошу, когда дойдет до стрельбы, дать автомат — оттянуться напоследок. В приемной — молоденький корреспондент «Эха Москвы» с диктофоном, он целый день берет у кого-нибудь интервью и периодически звонит на радиостанцию. Спрашивает, что по нашему мнению будет сегодня ночью в Моссовете? Может быть стрельба. «Тогда я останусь с вами».
Глубокой ночью в кабинете Жени Савостьянова. Вася, Ира Боганцева, Женя, Лена — секретарь ГХ, Ира — помошник ГХ, и кто-то еще (всех точно не помню.)
Мы сидим, пьем 30-летний прекрасный дагестанский коньяк, закусываем черной икрой из двухлитровой банки (подарки дагестанского депутата) и отмечаем ПОБЕДУ. Нас не пугает колонна бронетранспортеров на Тверской — мы знаем, что генерал Калинин дал команду вывести войска из города. Уже в бессмысленном столкновении с одной из таких уходящих колонн погибли люди в туннеле на Садовом, но мы этого не знаем. Мы пьем коньяк, мы говорим друг другу комплименты, мы тихо радуемся, мы освобождаемся от напряжения этих дней и ночей, мы представляем, какой прекрасной теперь будет наша жизнь. Мы вместе. И все живы. ПОБЕДА.
Утро. ГХ с охраной собирается на митинг к Белому дому. На бедного ГХ одевают тяжеленный и ужасно неудобный пуленепробиваемый плащ. Ему жарко — он терпит — его жалко. Ребят-охранников двое, они должны прикрывать ГХ и буквально нести его на руках в этом дурацком плаще, поэтому спортивную сумку с автоматами приходится тащить мне. Вот такой компанией мы подъезжаем к Белому дому, сквозь плотную массу людей протискиваемся к подъезду и по узкой лестнице поднимаемся на балкон. Выступает Президент. Я не слушаю, что он говорит. Я стою в сторонке и смотрю на море счастливых людей внизу. Это — не толпа, это десятки тысяч человеческих лиц. Каждый их них отстоял вчера свою свободу и защитил свою Россию. Десятки тысяч победителей. ПОБЕДА.
Удивительно, но на балконе клубится именно толпа. Депутаты, чиновники, оттирая друг друга плечами и локтями, стараются хоть на минутку протиснуться ближе к Ельцину, к Руцкому, к Бурбулису. Постоять рядом, пожать руку, выглянуть из-за плеча… С площади этого не видно. Вообще символично, что площадь называется «площадь Свободной России» а не «площадь Свободы».
Вот интересно смог бы я через месяц после этого оказаться в 10-ти метрах от Президента с двумя снаряженными автоматами в сумке?
Самая красочная картинка тех дней — бесконечно длинный Российский триколор спускается вдоль Тверской от Пушкинской к Манежу. Мы смотрим на него с балкона Моссовета, и восхищенный голос за моей спиной: «Это знамя сделали и несут брокеры РТСБ».
Ближе к вечеру заходит в департамент мэра Александр Ильич и спокойненько так сообщает, что на площади Дзержинского граждане свободной России собираются снести памятник Феликсу Эдмундовичу. И ничего плохого в этом нет, но он, наверно, жутко тяжелый и упав, подавит людей и, не дай Бог, пробьет перекрытия тоннелей метро. А граждане никаких доводов не слушают и надо бы быстренько изготовить Распоряжение мэра о сносе памятника, снести его на площадь и попробовать этим людей успокоить.
Сказано — сделано. Быстренько я такое распоряжение на своем компьютере напечатал, Ира, кажется, его зарегистрировала, резинового ГХ на него поставили и на площадь с Александром Ильичем повезли. По дороге выяснилось, что Костя Буравлев откуда-то с Варшавки уже гонит на Лубянку самый мощный в Москве кран.
Что творилось на площади у памятника рассказано и показано множество раз. Было время я жил неподалеку. В любое время суток комплекс зданий КГБ представлял очень оживленное место — этакий городок, заселенный мужчинами в форме и серых костюмах с галстуками. Но в этот раз городок вымер. Казалось, здания пусты и заброшены. Как же им там внутри было страшно. Как они будут ненавидеть свой народ за этот страх и унижение. Этот страх жил в тех стенах еще полгода, а потом ушел.
Еще запомнилось, что люди на площади были совсем другими, чем днем у Белого дома. Не было в них счастья и свободы победителей, а только злость, недоверие и мстительное остервенение. И их было мало — сотни три всего.
Обратно мы шли с Аликом Осовцовым, светило заходящее солнце, в киоске у Метрополя он купил себе красивую зажигалку и очень ей радовался.
23 августа на Старую площадь я попал случайно. Революция закончилась и надо было жить дальше, доехать наконец до дома, помыться и поспать. В конце рабочего дня я вышел из Моссовета, зашел в гастроном за тощим (гречка, шпроты, копченая колбаса, банка кофе) заказом. Стоя в очереди узнал, что «при ГКЧП все деликатесы и дефициты во всех магазинах без очереди отпускали». Вышел с авоськой на Тверскую и увидел медленно идущую по осевой к Манежу длинную (сколько хватает глаз) цепочку людей с Володей Боксером во главе. Первыми в цепочке шли крепкие ребята в камуфляже без знаков различия. Поздоровался с Володей и выяснилось, что это отряд защитников Белого дома идет брать под охрану памятники вождям коммунизма в центре Москва, «чтобы их не посносили, как Феликса, а то казаки уже Свердлова приговорили». Только пару недель спустя до меня дошло, что с 19 августа милиции на улицах Москвы я не встречал ни разу. И уже в ночь с 3-го на 4-е октября 93-го я понял, что милиция защищает власть и саму себя от граждан. Нет власти — некого защищать — нет и милиции. Сегодня в России это знает любой ребенок.
Так за приятной беседой дошли до площади Свердлова, оцепили Якова Михайловича, и только повернули к Марксу, как кто-то сообщил, что у здания ЦК КПСС беспорядки, выносят золото партии и жгут архивы. Быстро-быстро побежали туда. Беспорядков не застали, а застали Женю Савостьянова, Васю Шахновского и Александра Ильича. Они нас успокоили, что все под контролем, а Женя тут и говорит, на меня глядя, загадочные слова: «А вот и комендант пришел».
Дальше мне кратко разъяснили ситуацию с приостановлением деятельности ЦК КПСС, показали клочок (листок из блокнота) бумаги с рукописным указанием Горбачева (документ этот хранится у Васи Шахновского), распоряжение мэра Москвы, провели в кабинет коменданта комендатуры по охране административных зданий ЦК КПСС майора Фролова Владимира Ивановича и предложили нам сдать — принять объект. Фролов с удовольствием согласился, а я, верный солдат демократической революции, не отказался.
На вопрос, какими силами все это охранять, ответа не было. Как я уже говорил, с милицией в Москве тогда была напряженка. Пришлось бежать обратно на площадь и просить защитников Белого дома помочь новой власти в этом благородном деле. Те самые ребята в камуфляже согласились. Это были бойцы одного из первых частных охранных предприятий «Колокол». Спасибо огромное этим ребятам. Всю неделю они добровольно и круглосуточно несли охрану периметра. А ведь они тоже не были дома уже пятые сутки. С их руководителями Владимиром Панкратовым и Сергеем Гончаровым мы долго еще дружили. Еще я успел договориться с Вадимом Громовым, что он будет моим заместителем, после чего мы с Вадимом вернулись в здание ЦК.
Женя с Васей уже успели уехать. Они с Александром Ильичем с 16:00 втроем занимались выдворением из зданий сотрудников ЦК КПСС. Процедуру выдворения я не застал, но по рассказам очевидцев выглядело это весьма грустно. Какие-то активные люди оскорбляли и даже пытались обыскивать выходящих из зданий технических сотрудников и сотрудниц. Искали на них документы. Видимо это были те же остервенелые мстители что и за день до этого на Лубянке — Бог им судья. Впрочем никого не побили, и то ладно.
Мы с Вадимом стали разбираться с принимаемым хозяйством
Вася Шахновский
Вера Кригер
Володя Боксер
Женя Савостьянов
Ира Боганцева
Александр Ильич Музыкантский
Вадим Громов до 1993 года работал советником мэра Москвы. Был одним из авторов первого в Москве и в России земельного законодательства. В 1994-1996 г.г. у нас был совместный риэлтерский бизнес.
Охранное предприятие «Колокол» просуществовало недолго. Защитой Белого дома и охраной зданий ЦК КПСС они ничего кроме медалей не заработали. Музыкантский их за что-то невзлюбил. И кончилось все это разорением и ликвидацией. Володя Панкратов работал потом частным детективом, а Сергея Гончарова я из виду потерял в 1992-м году.