Сергей Юшенков

О событиях августа 1991 года

(Интервью, взятое Алексеем Пятковским в октябре 1991 г.)

Публикуется впервые в 2006 году.

— Вопреки моим предположениям Вы всё-таки надели военный мундир во время августовских событий. Как это произошло?

— Я надел его потому, что в тот момент просто понял необходимость этого, потому что мне надо было общаться с военными. А военные, конечно же, больше прислушиваются к мнению военного человека. И я, в общем-то, не ошибся в этом. Когда танки приводили к Белому дому, мне действительно помогло, что я был в военной форме. Например, с майором Евдокимовым мы быстро переговорили и организовали, по сути дела, переход танков на сторону защитников Белого дома.

Кстати говоря, очень много пишется и говорится такого, что не соответствует истине. Что там уже всё решено было, всё было подготовлено. И нужен был просто какой-то маленький толчок…

— Что подготовлено? О чём Вы?

— Ну то, что танкисты были готовы перейти на сторону Белого дома. Это и то, что они с гражданами общались. И то, что приказ был двусмысленный — взять под охрану и оборону важные объекты, в том числе и Верховный совет. Что, собственно говоря, военные и выполнили. То есть, действительно, взяли. Хотя не было такого приказа… Кстати говоря, начальником политотдела этой Тульской дивизии был мой однокашник, с которым мы вместе учились в училище — Олег Бастанов.

— Что это за училище?

— Новосибирское высшее военно-политическое… Там, кстати говоря, юморная такая ситуация произошла. Когда я вместе с Виктором Аксючицем привёл этого Евдокимова к Руцкому, Руцкой вместе с Кобецом поставили Евдокимову задачу поставить танки в качестве просто, ну не знаю, заграждения какого-то, баррикады.

— И в качестве вдохновляющего фактора. Народ-то думал, что танки — с боекомплектом, что это — огромная сила, и я по себе помню, что я это именно так ощущал.

— Мы знали, что боекомплектов нет. Боекомплекты были в ста метрах — в грузовой машине. Но мы сознательно не хотели давать такое разрешение — чтобы они взяли боекомплекты, потому что, ну кто его знает, на чьей стороне на самом деле окажутся танки, когда по радиосвязи будет дана какая-то такая команда. И поэтому мы решили не рисковать и просто поставить танки в качестве, действительно, такого броневого заграждения.

Вот Руцкой и поставил такую задачу — вывести танки из той баррикады, которая отделяла их от Белого дома и поставить на ближних подступах, на въездных путях к Белому дому. Но он в принципе говорил о том, чтобы их поставить тогда, когда будет ожидаться танковая атака — когда пойдут в Москву вот эти части, а мы приняли решение — и Евдокимов с этим согласился — уже непосредственно на месте сразу выдвигать танки. Собственно говоря, мы их и выдвинули. Даже, говорят, в Белом доме некоторые кричали, что это — провокация.

— Но они ведь были заперты. Основная часть танков, кроме трёх с той стороны Горбатого моста, была заперта баррикадами на пятачке перед СЭВом.

— Да, все они были, в общем-то, заперты баррикадами. Шесть танков. И это мы их поставили. Три танка непосредственно около СЭВа: один танк стоял и перегораживал вход от гостиницы «Мир», один танк — по центру (там 14-й подъезд, — в сторону метро «Краснопресненская») и один танк, не знаю, как назвать — подъезд, подход — с той стороны, что ближе к метро «Краснопресненской». Но это, в основном, был психологический фактор. В случае начала штурма они бы были заперты баррикадами и не смогли бы маневрировать. Это был просто психологический фактор. И кстати говоря, он действительно оказал определенное воздействие.

Рассказываю один юморной случай. Когда я обращался к москвичам, чтобы они разгородили баррикаду для прохода танков, ко мне подошли два молодых парня. Один говорит: «Я — Тигр. Ты кто такой?» (Он так сказал: «Тигр», как будто я знаю. кто такой Тигр.) Я говорю: «Очень приятно. Я тоже тигр». «Какой тигр?» — он спрашивает у меня. «Ну как, — говорю, — я родился в год тигра». Он так: «А-а. Но ты имей в виду, что если ты меня обманешь, что если эти танки ты переведёшь не на сторону Белого дома, а наоборот — захватить Белый дом, я тебя найду где угодно». Я говорю: «Пожалуйста». Он говорит: «Я буду тебя сопровождать, буду твоей тенью». И он, действительно, за мной ходил по пятам, и что бы я ни делал, он рядом оказывался.

Интересна такая ещё ситуация. Когда Евдокимов сказал: «Надо танки туда перевести», капитан из его батальона обращается к нему и говорит: «А кто это приказал?» Евдокимов так смотрит на него и говорит: «Приказано». (Интересный момент — это безличное такое: «Приказано».) Но капитан явно не желал выполнять приказ. Вот если бы было сказано, что приказал, скажем, Руцкой или кто-то ещё, но когда последовало безликое: «Приказано», он так повертелся и отвечает: «Да передавим здесь людей».

Самое интересное, что это, действительно, могло случиться. В первом танке был водитель неопытный, он вместо передней передачи включил заднюю, и танк наехал на сзади стоявший танк. Даже подкрылки помялись. Народ наш отшатнулся сразу, — хорошо, никого не задавили. И я говорю этому капитану: «Вот видите, товарищ капитан: действительно, у вас водитель может здесь очень много дров наломать. Давайте, садитесь за рычаги. Вы же — профессионал. Чувствуется, что вы хорошо умеете водить танк и всё прочее.» Капитан так повертелся-повертелся, дал команду водителю, тот вылез, и он сел за танк. Мы повели этот танк.

Когда я уже переводил его туда — к подъездному пути к Белому дому, вдруг меня по плечу сзади хлопают. Оборачиваюсь — Олег Бастанов, начальник политотдела Тульской воздушно-десантной дивизии. Он кричит: «Серёга! Здорово! Чего ты здесь делаешь?» Я говорю: «Здорово, Олег! Как что? Танки расставляю». Он говорит: «Мы только что от Ельцина. И никаких танков здесь не должно быть — должна только наша десантная дивизия охранять». Но я прекрасно понимаю, что значит — десантная дивизия. И вообще непонятно: были у Ельцина. Я говорю: «Ну и хорошо, что были у Ельцина. Но у нас — разделение властей. Ельцин — это исполнительная власть, а у нас — законодательная. Вон там ваши БМП стоят, а мы здесь свои танки поставили как законодательная власть». Вот так расставляли эти танки. Таких юморных историй много, кстати говоря, было за эти три дня.

Радио «Свобода» расписала всё это в таких красках… Как мне говорили, они передавали по радио, что подполковник Юшенков в полном офицерском обмундировании. Я всё ломал голову: что значит — в полном офицерском обмундировании? И что значит — в неполном? Они говорят: «Ну хорошо, ты был весь в форме.» Кстати говоря, «Свобода» очень помогла нам. Мне говорили, что в провинции, когда услышали о том, что танки перешли на сторону защитников Белого дома, то 20-го уже многие приняли решение поддержать Белый дом, то есть правительство России, президента Ельцина.

20-го августа тоже юморной момент был, когда собрались все депутаты во внутреннем дворике Белого дома, потому что было объявлено по радио об атаке. Оказалось, что в военной форме только я и ещё Юра Литвинов, подполковник. А в первый день — 19-го — я был, вообще, один в военной форме. Мы вместе вышли во дворик и все столпились. Что делать, неизвестно. И мне говорят: «Давай, командуй, как там военные командуют». Ну я хохмы ради и дал команду: «В две шеренги становись!» Но самое интересное — ведь выполнили, и довольно чётко. Хотя многие не служили в армии, но вот так вот выстроились. Особенно по этому поводу Николай Николаевич Воронцов шутит. Он и сейчас, когда меня встречает, говорит: «Вот — мой подполковник, вот — мой подполковник. Послушай! Это чтобы я — министр — выполнил приказ какого-то подполковника?! Я никогда в жизни не думал, что я буду выполнять приказ подполковника! Но здесь, — говорит, — я с удовольствием его выполнял. Ну, как я там, в строю, смотрелся?» Я: «Да хорошо, только грудь у Вас вперёд очень выходила». Николай Николаевич — такой массивный. И вот потом, когда мы пошли… Со мной очень много депутатов, кстати говоря, пошло в направлении Манежной площади. Потому что нападение ожидалось как раз оттуда. И вот мы там на Манежной площади долго говорили с солдатами, офицерами, которые находились там. И тут как раз дождь пошёл, и я попал под этот дождь. Поскольку я рядом живу, я быстро домой забежал и переоделся уже, так сказать, в гражданское платье.

Были другие юморные истории. Когда Олег Румянцев обращался к экипажам БМП на Смоленской площади, его подтолкнули, и он упал. Причём упал неудачно — выбил себе зуб…

— А говорили вроде, что ему выбили.

— Нет, выбивать не выбивали — там просто вот такая ситуация получилась: вижу, как открывается люк БМП, и как Олег ногой туда наступает. Его подтолкнули, и он ногой ищет опору. И вот он проваливается в этот люк БМП. И — зубами. Потом он поднимается: «Серёга! У меня жубы, посмотри, есть?» Я говорю: «Немного есть. Но, вообще, тебе лучше идти в санчасть. Давай, собирайся».

Там, правда, под мостом стояли три БМП, и именно они, в общем-то, бузили, так сказать. Не понятно, что они там хотели. Тогда мы решили: «Чего тут ещё делать? Пойдём. Давайте, будем уходить. Здесь люди всё решат». А когда уходили, увидели, во-первых, пьяных. Потом — подстрекателей. Говорят: «Давайте их, эти БМП, забросаем бутылками!» Я думаю, что это КГБшники были. Во всяком случае, из этой фирмы — бутылки с горючей смесью. Короче, мы тогда мы пошли туда втроем — Дерягин, Арутюнов и я. Идём, а оттуда кричат: «Стойте, стрелять будем!» Ну я кричу: «Три народных депутата!» Ну там посовещались, кричат: «Депутаты?! Все равно стой, стрелять будем!» И у нас такое ощущение: «Да ну её к чёрту. Зачем мы туда пойдём?» А народ, который стоит там на мосту, уже аплодирует тому, что мы идём туда. Когда мы пришли, там крикнули: «Депутаты — сюда, остальные — на месте!» Было страшновато — вдруг убьют. Я потом спрашивал коллег своих, и они согласились: да, было страшновато.

Офицеры не захотели выходить из БМП — мы с сержантом практически вели переговоры. Тоже был такой момент: когда мы с сержантом пошли искать офицера, чтобы приказ был дан, он говорит: «Нам надо прорываться — у нас приказ». Я: «Что такое — прорываться? Забросают бутылками с горючей смесью, начнётся стрельба — тут, вообще, случится непоправимое…» И он так — раз, вытаскивает пистолет. Я думаю: «Всё, приплыли». А он передал его просто там, спрыгивает и говорит: «А вот я — без оружия». Отвечаю: «Так и я без оружия. Ну всё, мы пошли?» Вообще, там было много таких моментов. Конечно, это — не хохма, это — трагикомические какие-то моменты.

Короче, хорошо, что пришёл туда комендант Москвы генерал-лейтенант Смирнов, и с его помощью нам удалось уговорить заглушить двигатель БМП. Тут толпа начала требовать… Кстати говоря, там я по этому поводу обращался к толпе. Да, а потом я ещё перед тем, как туда идти, попросил одного из депутатов, чтобы быстро позвонить Кобецу и чтобы прислали сюда человек двадцать для оцепления — чтоб сюда не прорывались. БМП когда заглушат, так народ, естественно, сюда устремится. И они привели большую толпу депутатов. Там — Румянцев, Лучинский, Алексеев и ещё кто-то, и еще… Они пришли и сразу начали обращаться к народу и всё прочее. Нам даже как-то было немножечко обидно. Как так? Вроде это мы эти БМП заглушили, всё, уговорили, а тут приходят… Интересная ситуация получается. Ну мы потом решили: ладно, пусть они тут до конца возятся, а мы пойдём на Кутузовский проспект. Оттуда ожидалось прибытие танков мятежников …

Все работали, кто там находился. Надо бы, конечно, установить, кто там был. Но в данном случае просто, я думаю, наши-то переговоры оказались результативными…

— Вы не застали там парламентёров самодеятельных?

— Нет… Хотя, там был один прапорщик, точнее — мичман, который, говорил, что он — от сил самообороны Белого дома. Может быть, он там просто был, действительно, находился с ними. Трудно сказать сейчас. Я не знаю, потому что, в общем-то, все прикладывали какие-то усилия. И очень хорошо, что всё так вот благополучно завершилось… Я эту бессонную ночь видел на какой-то видеоплёнке: там показывали, что и я чего-то там говорю. И это, действительно, немножко мне самому смешно было смотреть на самого себя после двух или трёх даже бессонных таких вот ночей. Состояние моё было довольно плавающее, я бы сказал. Интересное такое состояние: вроде, действительно, победа, вроде уже было благодушие ко всему. Но это, действительно, было, имело место. В принципе, я согласен: там много было какого-то подъёма что ли. И одновременно радость, что вот столько людей пришло. И радость от того, что было очень много молодых людей. На всех митингах, если вы посмотрите — в основном участники были среднего и даже пожилого возраста.

— Я не согласен с этим мнением. Партии — это в основном молодёжь. Сплошь молодёжь — кадеты, ДС…

— Это — партии. А базы-то у них большой нет. Ну что там — несколько сотен человек. Я говорю не о тех. кто составляет партии. Это, безусловно, молодые люди. Но я говорю о массовой социальной базе. На митингах, на демонстрациях, в основном, всё-таки люди довольно зрелого возраста участвовали. Молодых мало было. А вот при защите Белого дома — как раз было очень много молодых. И это очень хорошо. То есть люди уже прекрасно поняли, что к чему… Еще одна юморная вещь. Про Цалко вроде все знают. Лётчик, народный депутат СССР. Но секретарь Российского народного фронта Владимир Иванов, заподозрив в полковнике Цалко провокатора, не позволил тому осуществить действия, направленные на защиту Белого дома. Этот Владимир Иванов тоже ко мне поначалу подбежал. Но поскольку он меня знал по прежним тусовкам, узнал, короче говоря, кто я такой, и не только не мешал, но и предоставил свой мегафон, которого у меня не было. И с этим мегафоном я обращался к москвичам.

А в случае с Цалко он его не знал. То есть некоторые говорят: «Провокатор Иванов…» Но в данной ситуации он действовал действительно честно. Он просто на самом деле не знал, кто такой Цалко. И поэтому то, что Цалко о себе заявлял и говорил, для Иванова не было аргументом. А он довольно хорошо может воздействовать на толпу. И толпа его — Иванова — поддержала.

Кстати говоря, приятно было, что именно нашу депутатскую группу знают — группу «Демократическая Россия», «Радикальные демократы». И когда, кстати говоря, там сооружали баррикады и всё прочее, нас спрашивали: «Кто вы такие?» Мы отвечали: «Ну как кто? Депутат такой-то. Вот — Челноков, а вот — Шелов-Коведяев. А вообще наша фракция — «Радикальные демократы». «А, — говорят, — ну тогда всё нормально.» То есть это было даже приятно, что знают, что у нас такой вот имидж.